Лев Смоленцев
ТАЙНА ПОСОХА СТЕФАНА
Судорожно потрепыхав под рев двигателя желтыми, словно живыми, крылышками, разогнавшись с подскоком по гравийной полосе, старая подлатанная «Аннушка» оторвалась-таки от грешной чердынской земли, не сохранившей храм Троицы, и поплыла с неспешными воздушными потоками в областной град стольный Пермь.
Правду сказать, центром, даже краем Перми Великой, этот град не был. «Приездил владыко Питирим в Великую Пермь на Чердыню...». Чердынь была центром.
Чердынь - круглая, уютная, разукрашенная резьбой-кружевом по тесинам-причелинам на окнах, дверях, карнизах - еще только-только просыпалась меж Троицкой и Теплой горами, когда наша, под стать шмелям, трудяга «Аннушка» прогудела над пермским деревянным древним градом, ныне почти сплошь русским. Дальше ступать, познавая пятками память Перми эпохи Стефана, смысла не было - Пермская область и город Пермь присвоили только имя древней Перми Великой да изуродовали ее отколок, назвав его Коми-Пермяцким округом.
Пятками из земного Блока Памяти, а макушкой - из Мыслящей Вселенной, я уловил главное: святой Иона «добавне крести Великую Пермь» в 1462 году во Христа, в продление деяний великого зыряно-русина Стефана. Именно святитель Иона оставил нам как сосуд-икону посох Стефана. Посох таит какую-то сверхважную информацию, переданную им, Ионой.
Святитель Иона - в видении потому и осенил меня оголовьем посоха-святыни, что хотел вложить мне в руки верный ключ для дальнейшего поиска. Все опять-таки вырисовывалось в сознании с ясным для меня смыслом: святой Стефан, обитающий во Вселенной частицей (званых много, избранных мало), увел меня из-под ножа хирурга для бескровного спасения по своим следам и следам своих единомыслителей.
Итак, святой Иона на Троицкой горе - пике их общих деяний - указывал на посох-икону как на ключ-символ. Святой видел, что, увлекаясь Епифанием и Мисаилом, я упускаю суть деяний философа Стефана, как это случилось с тридцатью авторами жития в тридцати его вариациях. Весь их дружный перепев «Слова...» премудрого современника великого Просветителя ничего не прибавил. Наплели чудес и сказок - только и всего.
Святой Иона, по всей видимости, подправил Епифания, указав на более глубокий смысл деяний Стефана. Даже глубже, чем создание письменности для просвещения пермян на родном для них языке. И не подправил, а скорее вознес еще выше, сказав, что Стефан спасал в большей степени наших русских праотцов, чем пракоми с их табу на убийство человека, творения Ена.
Вот это, думается, и внес в мое сознание святой Иона на Троицкой горе в Чердыни - пуповине Перми Великой.
* * *
Из путевого дневника. 30 августа. Воскресение.
Прощай Чердынь - Блок Памяти Перми Великой. Однако под «Аннушкой» поползли деяния рук человеческих, о коих я был наслышан, но впервые воочию увидел. Вот уж воистину: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Русла-донья сплавных рек Колвы, Вишеры, Верхней Камы - это сплошной настил из отборной строевой древ есины. Сосновые, лиственничные стволы! Есть предание, что частью и Венеция стоит на нашей северной мелкослойной, смолистой лиственнице. Я сделал выписку из грамоты Дмитрия Донского, по которой он Печору «сдавал в пошлину». Печорцы-пермяне обязаны были предоставлять арендаторам подводы для переволока древесины из Печоры в Каму. Вот цена лиственницы!
Кстати, Мартин Ульсен из моих «Печорских далей» по договору с капитаном буксира удерживал по четыре рубля (корова стоила восемь рублей) за потерянное из плота лиственничное бревно. За одно бревно! Бревна тогда сплавляли на лесопильный завод в низовьях Печоры. Пиломатериалы увозили на английские верфи.
А здесь?! Это, разумеется, следствие больного ума. Но где причины? Не начались ли они с «завоевания» Великой Перми Федором Пестрым? Мы, русские, - покорители! Покорители даже природы!
Увы, увы, увы...
Такого безобразия, да по всей длине Колвы, Вишеры и Верхней Камы до самой плотины за Пермью, я еще не видывал:русла бревнышко к бревнышку вымощены, как болота накатником, отборной строевой древесиной! Господи, закрой мне очи!
Для пракоми в каждом дереве жила душа. Только не могла «древесная душа», как душа предков, пребывать и путешествовать в иных мирах. Бессчетные миллионы или миллиарды душ сосен и лиственниц, недавно еще живых, подпиравших шапками небо, теперь тухлыми зелеными волнами бились о плотину Камской ГЭС.
И Ен-Творец уронит звезды-слезы
В сухие русла омертвевших рек...
* * *
- Дождался-таки посох святого Стефана вас, скиталец, - подвела меня искусствовед Валентина Худыня к уникальному экспонату. На табличке, прикрепленной к футляру из оргстекла, значилось:
Длина посоха - 1300 мм.
Длина рукояти - 147 мм.
Диаметр основы - 18-20 мм.
Диаметр кост. трубок - 24 мм.
Количество - 12 шт.
Время изготовления - XV век, ориентировочно 2-я половина.
На конце посоха - четырехгранный железный штырь.
* * *
С Валентиной пришли другие сотрудницы, чтобы лицезреть (нет, не посох, его они видят каждый день), а меня, прибывшего "из зырян" в град Пермь по древнему пути (явление уникальное). Худыня, дело известное, за неделю обрисовала им это «явление». Сама она подготовилась основательно: отыскала досоветские публикации барона де Байя, архимандрита Макария. Советских исследований посоха не нашлось. Да и барон с архимандритом старались прочесть старую церковнославянскую вязь-резьбу по кости, когда половина буквиц уже окрошилась. Очень жаль практически невосполнимой потери, весьма затрудняющей прочтение послания из эпохи Стефана Пермского.
Барон де Байя обращается к посоху в 1898 году. К тому времени уникальное свидетельство деяний святого Стефана, равное иконе-подлиннику, хранилось уже здесь - в бывшем кафедральном соборе города Перми, куда посох доставили из Супрасль-ского литовского мужского православного монастыря. Это произошло в 1849 году.
Как пермско-вычегодская святыня оказалась в прокатолической Литве?
Архимандрит Макарий и барон де Байя предполагали, что посох до Смутного времени стоял подле раки святителя Стефана Пермского в кремлевском храме Спаса-на-Бору, где святитель был упокоен в апреле 1396 года. В Литву посох, уже одетый в резной костяной футляр, увезли люди первого или второго Лжедмитрия.
Есть и другая версия. Епифаний немалое место в «Слове о житии и учении святого отца нашего Стефана...» уделяет плачу пермских людей и Пермской церкви о кончине святителя («...теперь у нас нет даже гроба епископа. За что нам такая обида от Москвы?»).
Московские иерархи, понятно, не могли отправить свиту почившего Стефана без какой-то символической святыни. Более всего для символического возврата Стефана в свою Пермскую епархию-церковь подходил посох. Стефан обошел с посохом всю Пермь, бывал в Москве и в Новгороде. Только посох мог так полно мистически олицетворять непревзойденного Просветителя, апостола зырян.
И другое дело, что московские иерархи никогда бы не заказали косторезам одеть посох-палку в костяные цилиндрики с явно антимосковскими, содержащими упрек и обвинения, надписями.
Иона (IЕОНО), оставивший имя на рукояти, подчеркнув этим свою ответственность (ДА ИМАЕТ ВЫИ), возвещает о содержании вырезанных на кости рисунков и надписей к ним так: СЕ ЕСТЬ ДЕЯНИЕ ЕПИСКУПА СТЕФАНА ПЕРЬМСКАГО. На другой стороне рукояти продолжение: БОИ ВЕДОМУ ЕСЯ ИКОН ЯВИСЯ ЕМУ БЕСЫ В РИЗАХ ИРЕЕМУ.
- Прочитайте нам внятно вырезанное на обеих сторонах рукояти, - попросила Валентина Худыня, уходящая родовыми корнями в греки. - И архимандрит Макарий, и барон де Байя от перевода или толкования надписей под композициями уклонились.
- Оно и понятно. Как архимандриту Русской Церкви громко прочесть сказанное святителем Ионой?
СЕЙ ПОСОХ, РАВНЫЙ ИКОНЕ, ЕСТЬ ДЕЯНИЯ ЕПИСКОПА СТЕФАНА ПЕРМСКОГО, ВЕДШЕГО БОИ С ЯВИВШИМСЯ ЕМУ БЕСОМ В РИЗЕ СВЯТИТЕЛЬСКОЙ.
- Если не так, то готов узнать ваше прочтение, - вопросил я молчащих сотрудников музея.
- Очень уж смело. Даже дерзко. Главное же, вы противоречите Епифанию Премудрому. Он не упоминает о боях Стефана с бесом в ризах святительских.
- Смелый, даже дерзкий, не я, а святитель Иона - пятый делатель Пермской Церкви после просветителя Стефана. Большинство рисунков и надписей к ним свидетельствует о боях Стефана с бесами в ризах иерейских.
Такой смысл текста, вынесенного на оголовье посоха-иконы, Иона и искусный резчик по кости (скорее всего, из пермян, среди которых резьба по кости традиционна) усилили пояснением к первой же композиции-рисунку, расположенному на верхней трубочке (посох после передачи его из Литвы Священному Синоду был чуть подреставрирован, и есть мнение, что трубки нанизаны на палку не в прежней последовательности).
- Смотрите, - увлек я внимавших сотрудниц в хождение вокруг святыни, -«одежда» посоха начинается по окружности трубки отчетливой резной композицией, символизирующей кремль-крепость каменной кладки, с башнями в четыре этажа и со стенами, где бойницы в два яруса. Арочные ворота в стенах, примыкающих к башням - с шатровой кровлей.
Все это очень напоминает московский кремль - белокаменный кремник, возведенный вместо деревянного князем Дмитрием перед Куликовской битвой. В Новгороде, у коего Москва силой оружия оспаривала Пермь, такого кремля-кремника тогда не было.
Над стенами кремника-крепости выступают холеные лица с ухоженными «власы на головах и в брадах» (причем бороды иконного стиля). Люди в явно церковных одеждах. Только без головных уборов.
Вчитаемся в пояснения под изображениями:
1. «Неверн ... в свои радуют...»
Можно домыслить так: «Неверные собрались в пределы свои, радуются».
2. «И они же неверный сидят на граде веселящеся»
Тут все сохранилось, потому домыслы не нужны. Разве только найти определение слову «неверные». Не устойчивые в вере? Называли так и иноверцев, но не язычников.
* * *
В том порядке, как расположены ныне своеобразные трубочки-клейма, следующая трехъярусная композиция рассказывает о походе на епархию Стефана вооруженных «неверных» христиан (на их знамени четко виден крест), плывущих в ладьях. Воины, русские обликом, разных возрастов, все в кольчугах. Можно отнести их к новгородцам, благословленным архиепископом Алексеем на «воевание епископии Перми - вотчины Новгорода» (1385 год).
Укрепленный владычный град Усть-Вымь новгородские ушкуйники не одолели. Стефан ездил в Новгород (в 1386 году) и устыдил, «увещены были» и архиепископ, и воеводы, и сами ушкуйники.
Подпись к композиции такова: «Поидоша на иеупискупа со оруж...»
Тут все понятно: задуман поход неверных христиан-новгородцев на крещеных пермян, на Пермскую епархию-церковь, был как победоносный. И тут указано, что главными врагами Стефана-миссионера были не язычники-пермяне, а русские.
Третья трехъярусная композиция, неплохо сохранившаяся, свидетельствует о том же: на верхнем ярусе Стефан (он узнаваем по большому наперсному кресту, и, похоже, посоху) плывет куда-то с клиром своим.
Напавший (но невидимый) «бес в ризах» пытается утопить Стефана и клир его, вздыбив ладью вертикально.
Надпись поясняет:
«И ста иупискуп крести воду и приеди невред...»
Мнения о «бесе в ризах», который пытался утопить Стефана, были разными: «Это Новгород!», «Нет, Москва!». Бесы в ризах иерейских и святительских (что вело к большому нестроению Русской Церкви) были и в Москве, и в Новгороде. Дмитрий Донской, Иван III и Иван IV (Грозный) как на первопричину походов на Новгород указывали на их, новгородцев-вечевиков, «неверие», то есть предательство веры Православной.
Кто-то из слушающих меня историков спросил: вы, мол, жили среди старообрядцев-печорцев, бывали в Пустозерске, а выстраиваете связь от стригольников к старообрядцам...
- Она очевидна. И те и другие, пусть в разное время, но отвергли русское священство, «за мзду ставленное и мздой живущее». Христос-де у них, попов и дьяконов, - средство мздоимства. Это глубочайшая трагедия Церкви...
- Я не о том, - перебили меня. - Откуда протопоп Аввакум мог знать именно эту композицию? В своем «Житии...» он обращается к Богу: «А буде в воду посадят, и Ты, Боже, яко Стефана, паки свободишъ и меня».
- Это Аввакум говорит о споре Стефана с Памом, когда они решились испытать крепость веры, пройдя по дну Вычегды от проруби до проруби, — попыталась ответить за меня Худыня, уловив заминку.
Я, и вправду, немного растерялся. Сочинения огнепального Аввакума я не знать не мог, и фразу эту знал. Но не «обкатал» ее, как янтаринку, в течении мысли. А ведь было над чем подумать: во-первых, Аввакум из пустозерского подземелья явно восхищался Стефаном; во-вторых, посадить в воду «для уморения», как утопил Пимен-архимандрит Михаила-Митяя могли только московские «бесы в ризах», но не Асыка с Вычегды. Тот убил бы с восторгом, прилюдно, как это сделал он с Питиримом, нарушившим «кафедриальный» договор. К тому же, Аввакум, не бывавший на Вычегде, об утоплении Стефана в вычегодских водах писать не мог. Известно, что родом он волжанин, в Юрьевце Поволжском был протопопом, потом в Москве. Сожжен в 1681 году, в Пустозерске. Официально - «за великую на царский двор хулу». На самом же деле - за стояние в православии, за «брань на царское духовенство».
Однако если согласиться с прочным мнением, что посох Стефана, прислоненный позднее погребения его к раке в кремлевской церкви Спас-на-Бору, был похищен в 1612-13 годах литовцами (потому и оказался в Супрасльском монастыре Литовской епархии), то и в этом случае Аввакум, переехавший в Москву в начале пятидесятых годов, посох видеть не мог. Стало быть, не сам Аввакум, а в аввакумовском кругу священников, стоящих в древлеотеческом православии, хорошо знали изображения посоха, «иконе равного», и преклонялись пред учением и деяниями Стефана Пермского, при жизни преследуемого по пятам «бесами в ризах святительских».
После моего слова об Аввакуме все склонились к мысли, что «зело начитанный и жестоковыйный протопоп» знал о тех, кто хотел утопить Стефана по своей корысти. С Памом же они хотели пройти подо льдом полпоприща ради испытания вер - христианской и многобожной.
Это совсем иное дело, и никаких лодок, вставших вертикально на льду, быть не могло.
Есть, оказывается, смысл устраивать диспуты возле оригинала-уникума, несущего правду из глубины веков.
* * *
Есть еще одна картинка резцом по кости, опять-таки о «бесе в ризах» с пояснительной надписью:
«Наведе бес че..., ...скупа»
Композиция двухъярусная.
Вверху все тот же стольный град с кремлем-кремником. Средняя часть трубочки искрошилась или отломлена (может быть, из-за большой похожести «беса» на своей прототип). Однако, и башни, и стены, и арочные въезды те же, что и на прежней композиции, где радовались «бесы в ризах», видимо, знавшие, что ждет Стефана Храпа в Перми.
На стене два епископа о чем-то шепчутся, сблизившись головами. Главный из них, красивобородый, уходя, с ухмылкой полу оборачивается.
В нижнем ярусе повторяется такая картина: кремль тот же, но на стене беседуют-сговариваются человек в царских одеждах и епископ в куколе. Понятно, корона и куколь символизируют светскую и духовную власти. Близкое стояние и склонение голов друг к другу ясно указывают на союз. А то, что они без свит - на тайный сговор.
Ниже показан лежащий на одре умирающий Стефан и склоненный над ним монах. Один.
«Наведе бес че<ловека неверного> на епискупа».
Тут есть над чем подумать.
Стефан, приглашенный митрополитом Киприаном «для тайносвященнических дел» (Епифаний) в Москву, внезапно заболевает и умирает.
Поскольку град-кремник тот же, то и первая композиция, где радуются и веселятся «бесы в ризах», указывает нам на Москву. Спор о Новгороде отпал.
* * *
Окончательно убеждает меня в правильности этой версии (что бесы в ризах как-то уморили Стефана) композиция, повествующая о торжественном погребении в том же граде Москве усопшего 26 апреля 1396 года епископа Перми. На ней все чин по чину: плач, чтение, каждение, похоронная процессия...
«...Проводиша его честию. Певше над ним надгробное обычное пение, предаша гробу честное тело его. Положиша его в пресловущем граде Москве, в монастыри Святаго Спаса...», - свидетельствует Епифаний, заметим, на похоронах не бывший.
И наконец, посох-икона заканчивается надписью, рассеивающей последние сомнения:
«Они неверный и возрадовася смерти епискупа»
Резьба сохранилась полностью, не окрошившись ни одной буквицей. Это завершающее утверждение оспаривать никому не хотелось.
Мы разошлись молча, подавленно.
Кто-то уже «прочел» рисунки посоха-иконы о деяниях Стефана Пермского иначе, чем мы.
Кто-то будет «читать» с целью гневного опровержения моего толкования - это его право.
Мной же и сегодня эта святыня читается так, как была прочитана, как «говорила» со мной, в Перми, хотя и тогда, и сегодня не тешу себя надеждой быть понятым, услышанным, и уж, конечно, вознагражденным.
Мне все это надо для себя. Не кому-то, а мне явился святой Иона на Троицком взгорье со стефановским посохом-иконой в руках, воздетых к небесам.
«ЧАША СПАСЕНИЯ»