М.Д.Игнатов
КАК МАТРОСА ЕГОРА “ОСИП СЪЕЛ”

Лето 1941 года хорошо запомнилось мне и всем жителям Помоздинской волости на верхней Вычегде не только потому, что в июне началась война с фашистской Германией и большинство мужиков проводили на фронт с обычными в таких случаях пьянками, песнями, причитаниями и горькими слезами, но еще и потому, что в это лето медведи задрали у многих местных жителей коров, а из колхозного табуна пропали несколько жеребят. Люди предполагали, что жеребят могли съесть беглые заключенные, так как остатков их, обычно остающихся после пиршества медведей, ни разу обнаружить не удалось, несмотря на усиленные поиски, организованные колхозным начальством. Однако в суматохе начала войны пропаже жеребят не придали большого значения и вскоре о них забыли.

Я вспомнил об этих событиях, произошедших шесть с лишним десятилетий назад, совсем недавно, когда начал собирать для мартиролога “Покаяние” материалы о судьбе одного из моих односельчан по прозвищу Матрос Ёгор, осужденного в 1937 году по обвинению в контрреволюционной пропаганде и троцкизме на 10 лет лагерей. Дело в том, что Матрос Ёгор, по паспорту Егор Ефимович Игнатов, а по-коми Кöч Вась Епим Ёгор, приходится мне давним родственником и некоторые подробности его судьбы, удивительно богатой драматическими и трагическими событиями, я уже знал с детства, так в начальной школе учился в одном классе с его племянником Вась Колей, который рассказывал мне некоторые случаи из жизни своего дяди-матроса, в то время уже осужденного и находившегося в лагере.

Он говорил, что его дядя был матросом на “Авроре” и во время Октябрьской революции стрелял по Зимнему дворцу из пушки, затем вернулся домой и во время гражданской войны воевал с белыми на Печоре. В колхозе он работал кладовщиком, а в тюрьму его посадили за то, что во время службы на флоте дружил с каким-то Троцким, который оказался врагом народа. Однако от взрослых жителей нашего села я слышал, что Матроса Ёгора посадили в тюрьму за то, что он Сталина обозвал обжорой, который якобы съел весь хлеб, выращенный колхозниками. В правдивость этих слухов я нисколько не верил, сознавая своим детским умом, что столько хлеба один человек не в состоянии съесть за всю свою жизнь.

Потом пошел слух, что Матрос Ёгор сбежал из лагеря и его повсюду ищут стрелки и милиция (“стрелками” тогда у нас называли не только охранников и надзирателей, но и всех тех, кто служил во внутренних войсках и был одет в военную форму). Незадолго до конца войны Матрос Ёгор неожиданно вернулся домой. Говорили, что его освободили досрочно по болезни. Тогда же меня самого осудили на два года “за колоски” и отправили в Верхотурьинскую детскую колонию на Урале, откуда домой в колхозное рабство я уже не вернулся. Поэтому о дальнейшей судьбе Матрос Ёгора я ничего не знал и решил съездить в родное село, чтобы расспросить его родственников и старожилов.

Когда я стал расспрашивать в Помоздине, кто бы мне помог узнать подробности жизни Матрос Ёгора, старожилы посоветовали встретиться и побеседовать с 90-летней Варварой Ефимовной Бутиковой. Я зашел к ней и она поведала мне такую историю.

– В довоенные годы у нас в селе очень много арестовывали и отправляли в лагеря. А за что их судили мы зачастую даже и не знали. Теперь вот говорят, что “ни за что”. Но Матроса Ёгора, как говорят, судили “за язык”, – за простую шутку. Он кладовщиком работал в колхозе и однажды повез на телеге мешки с зерном, чтобы сдать поставки государству. По дороге встретилась ему Ниле Миш Öдя и спросила, кому он везет зерно. Матрос Ёгор сказал, что “Осипу”, и поехал дальше. Миш Одя была партийная, состояла членом комитета бедноты и везде совала свой нос. Она пошла в сельсовет и заявила, что Матрос Ёгор надсмехается над именем Сталина, госпоставку называет “Осипу на съедение”. По ее доносу Матрос Ёгора арестовали и увезли в Сыктывкар. Миш Одю вскоре вызвали туда же как свидетельницу. Обратно домой она возвращалась на пароходе, который тащил за собой баржу. Миш Одя сидела внизу и почему-то высунула голову в круглое окошечко пароходной кабины. И как раз в это время резко натянулся буксирный трос, скользнул вдоль борта парохода вверх и оторвал голову Миш Оде. Вот такая суровая и быстрая кара Божья кара постигла доносчицу. А Матрос Ёгор через несколько лет вернулся домой, – говорят, что его оправдали.

Я тебе рассказал лишь то, что слышала от людей, а более подробно и правдиво может рассказать тебе дочь Матрос Ёгора Капа. Она живет в Модлаполе. Ее муж конюх.

От Варвары Ефимовны я направился в соседнюю деревню Модлапол и на центральной улице у магазина встретил Митрей Вась Колю, своего одноклассника и приятеля в школьные годы. Его мать была родной сестрой Матрос Ёгора, поэтому он, несомненно, многое мог рассказать мне о судьбе своего дяди, так что после обычных в таких случаях приветствий и расспросов о здоровье и новостях я начал расспрашивать его о Матрос Ёгоре.

– Коля, это правда, что твоего дядю Матрос Ёгора судили за слова, сказанные им Миш Оде, будто он мешки с зерном везет “Осипу на съедение”?

– Да нет, дело было по-другому: он теленка своего вел на поводке на убойный пункт сдавать на мясопоставку и встретился ему по дороге Тима Иван, который спросил, куда он теленка ведет. Дядя Ёгор ему в шутку сказал: “Осипу”. Ты же знаешь, люди часто говорят так, когда что-нибудь съедят и покажется им мало: “Вкусно было, да Осип съел”. В тот же день вечером дядю Ёгора арестовали и Тима Иван рассказал следователю о своей встрече и разговоре с дядей. Потом уже и Миш Одя рассказала следователю тот случай с зерном. Вот за это шутливое слово и посадили его на 10 лет.

– Я слушал, что он совершил побег из лагеря. Если это так, то ему должны были еще и срок добавить.

– Весной 41-го года, через четыре года после ареста, дядя Ёгор действительно совершил побег из лагеря, который располагался недалеко от села Усть-Нем. Он там работал на лесозаготовках. Заключенных кормили очень плохо и, как он потом рассказывал нам. Он почувствовал, что скоро умрет от истощения. Поэтому и решил сбежать, чтобы хотя бы перед смертью еще раз увидеть своих детей и жену. Леса по берегам Вычегды он знал хорошо, так как много лет работал бакенщиком и охотился (это когда еще не было колхозов), знал все охотничьи тропинки и избушки, поэтому стрелки его не смогли поймать. Моя мать говорила, что первое время он скрывался у нас в Ягслудабоже (это соседняя деревня находится в 2-х километрах от Модлапола. – М.И.) в нашей бане, а затем построил себе в лесу шалаш-лабаз на деревьях и все лето жил там, а домой к нам за едой приходил только ночью, переодевшись в женскую одежду. Но еду он добывал в лесу, главным образом, сам – ловил жеребят из колхозного табуна и употреблял их на мясо. Осенью жить в лесу стало холодно и дядя Ёгор решил возвратиться в лагерь, потому что понимал, что рано или поздно его все равно поймают. Когда он явился на вахту сдаваться, охранники набросились на него и стали избивать всем, чем попало. Избили до полусмерти и, наверное, убили бы, но пришел начальник лагеря и приказал прекратить избиение. Дядя Ёгор говорил, что следователи на допросах его очень сильно избивали – требовали от него признаться в каких-то преступлениях и назвать имена сообщников. Женщины, которые обмывали дядю Ёгора после смерти, говорили, что все его тело было покрыто шрамами и рубцами от ран.

– Коля, еще во время учебы в школе ты мне говорил, что твой дядя Ёгор был матросом на крейсере “Аврора” и стрелял из пушки по Зимнему дворцу. Расскажи мне более подробно все, что тебе известно об этом.

– Нет, он служил не на “Авроре”, а был матросом на каком-то другом корабле. Но в дни Октябрьской революции его в числе многих других матросов послали штурмовать Зимний дворец и арестовывать членов Временного правительства. Небольшую группу матросов штаб восстания направил на “Аврору” для того, чтобы они сагитировали матросов крейсера бунтовать против офицеров и заставить их выполнять приказы штаба восстания. Вот в эту группу попал и дядя Ёгор. Он рассказывал нам, что находился рядом с той пушкой, из которой был сделан выстрел по Зимнему дворцу, и видел собственными глазами как заряжали пушку снарядом с боевой головкой и удивлялся тому, что потом стали писать и говорить, будто с “Авроры” был сделан холостой сигнальный выстрел.

– А знаешь, Коля, я могу подтвердить, что твой дядя говорил правду: этот выстрел с “Авроры”, действительно, был сделан не холостым, а боевым фугасным снарядом. В 1967 году я снимал документальный фильм о последних часах Временного правительства и мои консультанты-историки раздобыли в архивах фотографию разрушенной стены кабинета Александра III на третьем этаже Зимнего дворца, куда попал снаряд, выпущенный с “Авроры”. Уже тогда они мне говорили, что все разговоры о так называемом “холостом выстреле”, “женском батальоне, защищавшем Зимний” и “штурме Зимнего” – откровенная ложь большевистской пропаганды, а на самом деле события Октябрьского переворота развивались иначе, гораздо драматичнее и трагичнее, чем написано было в тех книгах и учебниках, по которым мы с тобой учились. Но это уже другая тема для разговора. А сейчас меня больше интересует все, что касается жизни твоего дяди Егора. Расскажи о нем все, что знаешь.

– О дяде Ёгоре тебе больше и точнее расскажет его младшая дочь Капа. Она тут недалеко живет. Я тебя проведу и познакомлю с ней.

Капитолина Егоровна оказалась дома. Она сидела за столом и пила чай. Я представился и пояснил ей причину своего визита. Они пригласила нас к столу. Я не стал упираться, сел за стол и беседа началась.

– В каком году Вашего отца призвали на военную службу? – спросил я, – и участвовал ли он в боях во время Первой мировой войны?

– В армию его взяли за два года до Октябрьской революции, когда ему исполнилось 22 года. Рассказывал как во время Мировой войны они на своем корабле бросали мины в Балтийское море, чтобы немецкие корабли не могли подойти к берегам России и к Ленинграду. Потом началась революция и по приказу Ленина и Троцкого их направили в Ленинград. – тогда еще этот город Питером назывался. Рассказывал как они в Кронштадте погрузили на свой корабль снаряды для пушек и повезли их на крейсер “Аврора” для стрельбы по Зимнему дворцу. На этом же корабле пошли из Кронштадта в Ленинград несколько тысяч матросов, чтобы штурмовать Зимний..

– Неужели на крейсере “Аврора” снарядов не было? Как-то не верится.

– Я не знаю, – рассказываю то, что слышала от отца. Он говорил, что сам принимал участие в выгрузке этих снарядов на “Аврору”. Врать же он не будет.

– Раз он был на стороне большевиков во время октябрьских событий, то, видимо, он и в Гражданской войне принимал участие на их стороне. Он что-нибудь рассказывал об этом?

– После того как царя скинули и власть перешла в руки коммунистов, нашего отца отпустили домой. Вернулся он одетый во все матросское и дома донашивал эту форменную одежду еще много лет, поэтому и стали его называть Матрос Ёгор. В 19-ом году у нас в Коми началась Гражданская война между белыми и красными и наш отец опять же примкнул к красным, чтобы воевать против белых, которые наступали на красных со стороны Сибири из-за Урала и с Севера. Красные командиры отправили нашего отца в разведку на Печору, чтобы он разузнал, где находятся белые и сколько их. Отец поехал туда зимой под видом ямщика в большом обозе, направлявшимся в Ляпин на Оби за хлебом, но, когда они прибыли в Троицко-Печорск, там произошло восстание кулаков, которые свергли местную советскую власть и арестовали всех сторонников красных. В их число попал и мой отец. Всех их приговорили к расстрелу, но решили привести приговор в исполнение на следующий день, а на ночь поместили приговоренных в большой холодный амбар и заперли. Возле дверей поставили караульного. Случайно этим караульным оказался брат нашей бабушки по прозвищу Кöрöг осип, который узнал нашего отца, выпустил его из амбара и прятал у себя до прихода красных, которые очень скоро подавили бунт белых кулаков. Вот так он спасся тогда от неминуемой смерти. Всех остальных людей, запертых на ночь в тот амбар, на следующий день белые расстреляли на льду Печоры и трупы их побросали в прорубь. Отец говорил, что белые тогда убили больше сотни человек.

– Чем занимался Ваш отец после того, как вернулся домой с Печоры?

– Он устроился работать бакенщиком в пароходстве и почти десять лет работал, а когда стали организовываться колхозы, одним из первых вступил в колхоз и вплоть до своего ареста работал кладовщиком. Потом он очень жалел, что ушел из пароходства в колхоз. Когда он работал бакенщиком, то много рыбачил летом, а зимой охотился, и всего в доме было вдоволь, семья не нуждалась ни в чем, хотя была довольно большая, семерых детей вырастили отец с матерью, да еще трое умерли в раннем возрасте.

– Где сейчас живут Ваши братья и сестры?

– В живых остались мы одни с сестрой Лидой. Она 26-го года рождения, на три года старше меня. В конце войны она уехала на Печору и всю жизнь проработала на железной дороге путеобходчицей. Сейчас уже на пенсии, на станции Кожва живет. Был у нас старший брат Алексей, но погиб в бою под Сталинградом. Средний брат Даниил погиб недавно здесь, в Помоздино. Он на электростанции работал и там Пирей Модест по пьянке из-за стопки вина толкнул его в чан с кипящей водой, и он заживо сварился. Младший наш брат Матрос Миш тоже уже на том свете. Мужики у нас здесь все пьют без меры и рано умирают.

– Помните ли Вы встречу с Вашим отцом, когда он после побега пришел домой?

– Как потом рассказывали нам отец и мать, он пришел ночью и зашел в дом через хлев, поднялся в сени, где мы спали под пологом. Только он хотел поднять край полога, чтобы взглянуть на спящих, как начали стучать в дверь. Видимо, из лагеря сообщили, что он сбежал, и местная милиция уже поджидала его, укрываясь где-то в соседних домах, а так как весной у нас светло как днем, они заметили, что кто-то вошел к нам и явились арестовать его. Отец бегом выскочил из дома через хлев и прыгнул в колодец во дворе. Милиционер и понятые обыскали весь дом, но не нашли его. После этого случая он уже не рисковал приходить домой, а скрывался в Ягслудабоже у своей сестры Епим Оди либо жил в лесу в шалаше недалеко от нашей деревни. Тайно от людей наша мама носила ему еду, одежду и другие самые нужные вещи. Он скрывался четыре летних месяца, а осенью вернулся в лагерь и сдался стрелкам, которые его чуть не убили, избивая прикладами винтовок и сапогами.

– Некоторые старожилы в Помоздине говорят, что на Вашего отца настучала партактивистка Миш Одя, а Вась Коля вот утверждает, что донес на него Конэ Иван. Что Вы знаете об этом? Кто его заложил на самом деле?

– Да оба они виноваты, оба выступали на суде и лжесвидетельствовали. Кроме них лжесвидетелями на суде выступали еще Лар Матвей (Матвей Илларионович Игнатов) и Педе Миш (Михаил Федотович Чисталев). Педе Миш и Конэ Иван позднее оправдывались перед отцом, говорили, что их следователи насильно принудили ложно свидетельствовать, сами составили ложное заявление-донос и заставили подписать. Вначале они отказывались, но следователи им пригрозили, что, если они не подпишут, то их самих арестуют и расстреляют. У них в семье было много детей и ради спасения их они согласились на лжесвидетельствование. А Миш Одя вообще была отъявленная ябедница и бессовестная коммунистка, поэтому и назначили ее заместителем председателя нашего колхоза да еще и заведующей скотным двором.

– А как ее фамилия?

– До замужества была Уляшева, – из деревни Вольдино она, но вышла замуж за Демит Ёгора из нашей деревни и стала Игнатовой.

Капитолина Егоровна дала мне адрес своей сестры Лиды и я написал ей письмо с просьбой сообщить мне как можно подробнее все, что она знает о драматической судьбе своего отца. Через некоторое время я получил от нее письмо, где она описала события, связанные с осуждением ее отца. В ее сообщении многое повторяет и подтверждает то, что я уже знал из рассказов Капитолины Егоровны и Вась Коли, но есть и совершенно новые и интересные факты. Я процитирую отдельные выдержки из ее письма, написанного в январе 2000 года, в переводе с коми на русский язык.

“Нашего отца продали властям жители нашей же деревни Тима Иван Игнатов и Педе Миш Чисталев. Они согласились лжесвидетельствовать следователям и на суде за два мешка ржи, которые они получили за то, что подписали ложные свидетельские показания на отца…

Но нашего отца ведь посадили не только за сказанную им поговорку “Осип Съел”. Его ведь судили еще и как “троскиста”. Даже и нас, его детей, потом постоянно обзывали “троскистами”. В один из вечеров весной 1937 года отец зашел как обычно просто так посидеть к своему шурину Оде Ивану, который был женат на сестре нашего отца Епим Кате. А жили они по соседству, через дом от нас. Еще до прихода нашего отца у Одя Ивана была какая-то сходка мужиков, но к приходу отца они уже разошлись и отец их даже не видел. Однако вслед за отцом в дом Оде Ивана вошли милиционеры и арестовали его. Потом следователи стали требовать, чтобы он сознался и сказал им, кто еще кроме него был на сходке у Оде Ивана и о чем они там договорились. Отец им правду говорил, что зашел к шурину просто так посидеть и никого там не застал и не видел. Его очень сильно избили, требуя признания в том, чего не было и чего он не знал. Потом следователи били и пытали его в тюрьме, а затем и в лагере сильно избивали, особенно после побега. От избиений и голода он ослаб настолько, что был уже почти при смерти и в 1944 году его отправили умирать домой. Здесь в деревне прилепилось к нему прозвище Матрос-Троскис-Ёгор. Только в 1956 году, уже после смерти его пришло оправдание: оказывается, он ни в чем не был виноват.

Но даже после своего возвращения из лагеря от политики наш отец не отошел. За это его молодые люди уважали. Еще тогда он нам говорил, что Сталин Иуда, пришелец и самозванец. А еще говорил, что если бы Каплан не пристрелила Ленина по указанию Сталина, то Второй мировой войны бы не было, – Ленин бы перехитрил Гитлера. Эти его слова я не забуду никогда…

Вы спрашиваете о фотокарточках отца. Было много фотокарточек нашего отца в матросской форме с надписью “Балтийский флот” на ленточке бескозырки, но все эти фотокарточки выклянчили и забрали у нас учителя в местный школьный музей. Дома у Капы осталась одна единственная фотокарточка, увеличенная копия. Была фотокарточка, где пятеро матросов сфотографированы и среди них наш отец. Со службы отец вернулся домой в матросской форме, только штаны потерял по дороге домой – какой-то беглец украл их у него ночью, когда спал”.

В Помоздине я попытался найти фотографии Матрос Ёгора, спрашивал у директора школы, учителей и заведующего школьным музеем. Но оригиналы фотографий с Матрос Ёгором куда-то бесследно исчезли уже много лет назад. Однако заведующий Домом-музеем В.Т.Чисталева Вокан Вениаминович Чисталев когда-то переснял эти фотографии своим любительским фотоаппаратом и негативы сохранились в его домашнем архиве. Он любезно предоставил мне возможность отпечатать с них снимки, за что я ему очень признателен. К сожалению, копии получились низкого качества. И все равно они имеют большую ценность. Ведь у нас в Коми крае едва ли можно найти еще кого-то, кто принимал участие в осаде и захвате Зимнего дворца в октябре 1917 года, да еще сам доставлял снаряды на крейсер “Аврора” и стоял рядом с орудием, из которого был произведен исторический сигнальный выстрел “холостым снарядом”, который в действительности оказался такой убойной силы, что разрушил не только стену царского кабинета, но и всю Российскую империю “до основания, а затем…”. Затем было то, что всем в общих чертах уже хорошо известно. Но отдельные эпизоды и детали этого грандиозного исторического процесса все еще продолжают всплывать из забвения, заполняя пробелы и бреши в исторической памяти людей.