Любовь Степановна ГРИБОВА
известный коми этнограф; специалист в области
изучения изобразительного искусства и фольклора
финно-угорских народов, автор многочисленных
работ по т.н. пермскому звериному стилю.
Являясь представителем историко-этнографической школы,
ученицей известного советского этнографа
д.и.н. Сергея Александровича Токарева, Л.СГрибова
определяла основное направление своих
научных разысканий следующим образом:
«Историческая традиция в народном изобразительном
искусстве коми-пермяков и коми-зырян».

   Многочисленные предания о каком-то народе чудь, широко распространенные среди русских, народов коми, лопарей и других народов Севера нашей страны, неопределенные и разноречивые упоминания о ней в русских летописях различными исследователями истолковывались по-разному.
   Д.Н.Анучин, говоря об искусстве Приуральской чуди, имел в виду хантов, манси и, очевидно, коми-пермяков. И.Я.Кривощеков, В.Трапезников и некоторые другие авторы считали чудь предками коми-пермяков, Ф.А. и А.Ф.Теплоуховы видели в чуди скорее предков современных обских угров, П.С.Ефименко предков вепсов или близких им насельников бассейна Северной Двины (Заволочская чудь) вепсами их считал, а Д.В.Бубрих, А.В.Шмидт, В.Подоров вообще отрицали существование чуди как этнической общности. Исследователи последнего времени поддерживают преимущественно эту точку зрения.
   Несмотря на многочисленность гипотез, относительно чуди, ни одну из них пока нельзя признать удовлетворительной. В то же время проблема чуди была и остается одной из интереснейших задач истории и этнографии. Она неразрывно связана с неразрешенной до сих пор проблемой этногенеза многих угро-финских народов, и с вопросом древних взаимоотношений восточных славян с угро-финскими племенами.
   В данной статье даются новые материалы, в основном, личные записи и наблюдения автора по коми-пермяцкому фольклору, верованиям и языку, которые позволяют несколько по-иному подойти к легендарной чуди.
   Автор довольно ясно представляет себе трудности, связанные со сложностью и запутанностью вопроса, а также приверженностью многих исследователей к старым точкам зрения на чудь. Поэтому приходится особо оговориться, что цель данной статьи — отнюдь не опровержение всех существовавших и существующих мнений по этой проблеме, а публикация новых материалов.

ЧУДЬ ПО КОМИ-ПЕРМЯЦКИМ ПРЕДАНИЯМ

   По представлениям всех народов, сохранивших легенды о чуди, чудь — это «старый», «прежний», «иной» народ, живший до «нашего» «нового». Как неоднократно уже указывали исследователи, в преданиях о чуди отразились наслоения различных эпох. П.С.Ефименко, которому принадлежит большая заслуга в изучении этого вопроса (Он исследовал большой фольклорный материал по чуди на территории бывшей Архангельской губернии.) видел в легендарной чуди 2 слоя: 1) память о древнем дофинском (довепском) населении и 2) память о дохристианском вепском населении бассейна Северной Двины. Пожалуй, можно было бы и согласиться о этим. Однако, невозможно, принимать за чудь всякий народ, которому приписываются в легендах «Чудские» памятники. Весь вопрос в том, не перешли ли образы «чудских» от древних дофинских насельников Севера к предкам современных угро-финских народов /вепсов, коми в др./ или же наоборот, современные угро-финские народы (а вместе с ними и русские) словом «чудской» стали обозначать всякие памятники старины, забывая чудь — собственных своих предков, таким образом, слово перенеслось и на древнейшие памятники. В любом случае необходимо найти истинные истоки происхождения и отделить их от последующих наслоений. Здесь делается попытка рассмотреть коми-пермяцкие предания именно в этом аспекте.

К данному типу преданий близко примыкают предания о чуди богатырской. В них чудь — большой, сильный народ, строивший крепости, кары, укрепленные городки с подземными ходами и чугунными воротами. Богатыри, якобы, с кара на кар топоры, палки железные, гири бросали. Богато жил этот народ: серебра, золота у них много было. Все спрятали или взяли с собой, когда уходили.
   9. «Чудских мест много. В сторону Вершинино чудское городище есть, там грядки до сих пор заметны, — садили, видимо. В поле Попшотём, за логом, от места сажени 3, клад, говорят, есть — из серебра, золота... По р. Онолве у моста, на левой руке, колодец чудской. На Курогкар-мысе они же жили, говорят. При пахоте их вещи находили. Там будто бы пещера была, в нее вход с воротами. У д. Чаняыб Быльдöг-мыс есть, там тоже их городище было. Курöгкар-мыс и Быльдöг-мыс сообщались, пешком ходили. Говорят, с одного мыса на другой палками перебрасывались (около 7 км) — такие богатыри были сильные. Раньше, вообще народ был сильнее. У чудей и дороги были. Тракт был с Гайн на Юрду через леса. Здесь через Пельем они ходили, дорога здесь проходила. Они, говорят, все сами себя загубили. Зашли в ямы и засыпали себя землей» (А.И.Андров, д. Отопкова Кочевского района Пермской области). Подобных легенд довольно много. Рассказы никогда не выглядят сказками, рассказчики обычно конкретно указывают кары (обычно родановские городища), места их захоронений и места, где спрятаны их богатства, добавляя при этом, что они или другие искали их клады и т.д. Гибель этой чуди оказывается иногда такой же, как и в преданиях, «сами себя засыпали землей», но нередко они оказываются обращенными богом в камень.
   10. До этого народа жили богатыри. Их много было. Они хотели землю перевернуть, на ребро поставить, но Ен (бог) не дал. Окаменил их бог. Сидят где-то под горой они, как живые» (И.Я.Яковкин, д. Девичи, Косинский район К-П. нац. округа). В других случаях бог их окаменил за то, что они, «видимо, много людей погубили — скатывая на них бревна». К этой богатырской чуди причисляются и богатыри-братья — Чадз, Бач, Юкси и Пукси, Чудская Дева с золотым или железным веретеном на полюд-камне, а также герои коми-пермяцкого эпоса о Пере-богатыре Пера и Мизя. Пера и Мизя, иногда еще какой-то Евся, реже Пера и Евся так же перебрасываются друг с другом железными палками, кистенями, гирями и т.д. С чудью богатырской коми-пермяки любят связывать свое происхождение. Жители с. Гайны считают происхождение всех Мизевых района от Мизи-чудина, брата или дяди Перы-богатыря.
   Легенды о чуди богатырской более всего распространены также среди чердынских коми-пермяков.
   Что касается остальных типов легенд, то они менее типичны, более редки, однако, можно привести ряд примеров и по ним:
   Чудь-разбойники. 11. «Клады, будто, у прежнего, чудского народа остались. Это разбойники что ли были. Есть чудской колодец, оттуда пытались поднять ящик с деньгами, но упал. Колодец глубокий. Чудливые годы были и народ чудной. Нынче — не то. Остались от них городища в Усть-Кыдзысе, по р. Вурламу — ниже запруды, это по р. Лолог, за д. Пыдöс, по р. Куль-Позъя. По р. Вурламу — канава с водой, по р. Куль-Позъя — городище. Грабежом что ли жили. По р. Выктыська искали, будто их избушка и колокол были — не нашли. Места с кладами даже в книге рукописной были указаны, ее имел Степан из д. Абрамова (у с. Косы), но ничего не нашли и по книге» (С.А.Салтанов, д. Чадзов Косинского района К-П. нац. округа).
   Образы чудинов в данных легендах довольно расплывчаты. Чаще всего, чудь, а нередко — «коми», «наши» — жертва разбойников, подобно знаменитому атаману Са-Ваня, колдуну, которого пуля не брала и его удалось убить, зарядив ружье медной пуговицей. Представление же о чуди разбойной чаще всего связывается с ее богатствами, которые они прятали, подобно разбойникам. Вышеприведенная легенда (№ 11) довольно ясно иллюстрирует это. С этой стороны чудь-разбойники нередко сливаются с чудью богатырской. В данном типе легенд скорее всего отразилась память о далеких походах ушкуйников на Каму, о бесчинствах разбойных атаманов, господствовавших на Севере в 16-17 вв.
   Есть упоминание о чуди-беглых. Итак: 12. «Чудской народ, очевидно, беглый же народ был, разбойный, с. Юксеево тоже сжигали. Видимо, бунты были крестьянские. (А.П.Леонтьев, с. Юксеево. К-П. нац. округа). Здесь, безусловно, отразились воспоминания о классовой борьбе коми-пермяков, а, может быть, и русских. Как известно, именно от гнета, эксплуатации и гонений бежали русские крестьяне на Урал и в Сибирь. Изредка встречаются представления о чуди, отождествляемой со скрывающимися от властей раскольниками, например, к таким преданиям, очевидно, мы должны отнести следующее: 13. «Чучкой народ жил. Вещи их находили: наконечники, кинжал, ножи, ральники малые. Жили по берегам речек, видимо. Близ р. Октасшор кузница их была... остались шлак и уголь. Живых уж нет, кто их знал. А помнили еще старики. Прадед, лет 95, рассказывал, что за Гайнами, в 75 км отсюда, жили еже чучкие. Они бегали от властей, жили в глухих местах, не показывались никому. Когда из Чердыни исправник приезжал, в Гайны их всех, человек 300 пустынщиков забрали, поймали их тогда. Они сеяли там, дома или балаганы у них были, ручные мельницы, шомпольные ружья, тайная связь с деревнями. Караул ихний заснул, вот их и поймали. Конечно, охотник дорогу показал... (Из двоих, которых вели в Бондюг), ничего не говорили. Когда их вели, один завязанный, в воду бросился, второго в Бондюг увели. Это боговы люди были. Прадед правду рассказывал...» (П.Н.Сюзев, 1886 г.рожд. д. Левичи Косинского района К-П. нац. округа.).
   «Боговы люди», «пустынщики» — это несомненно раскольники, уходившие группами от гонений в наиболее глухие лесные районы и скрывавшиеся от властей. Такие случаи не единичны в Прикамье. Наконец, имеются рассказы о чуди-чудаках или дураках, которые, желая подражать новому пришлому народу, делает все неумело, у них все получается «шиворот-навыворот». К примеру такой рассказ: 14. «О чуди не помню. Дикари, очевидно, были. Были такие дикари, что долотами сено скашивали. Чашек не было, на камнях варили. В лесах где-то жили. Находили чудские вещи: топор старобытный, ральники и др.» (Т.М.Ваньков, д. Тимино В-Язьвинского с/с Пермской области). Или еще: 15. «Чудской народ весь был, как цыгане. Едут, едут — лягут на ночлег, оглобли повернут ночью — обратно едут. В ямах столбы, что потолочины держат, подрубили. Толокно в проруби толкли, нахлебаются из воды, поспят, опять хлебают. Чудские не работали, копали землю; топора не имели, сечкой рубили. На поле яму выкопали глубокую, теперь там озеро, зачем — неизвестно. Хлебопашеством не занимались. Как жили, неизвестно. Летом траву ели, а зимой — не знаю. Плохо жили. Пермяки и здесь жили. Черные избы были. Я в черной рос. Жгли лучину, пилы даже не было, все топором делали. Бороны были деревянные. Тес делали из двух плах — раскалывали клиньями. Железа было мало. Бороны были деревянные» (Ф.Р.Ваньков, д. Ванина В-Язьвинского района с/с Пермской области).

К происхождению слова «чудь»
   Относительно происхождения слова «чудь» имеется немало различных предположений. Большинство отечественных авторов придерживается той точки зрения, что оно происходит от русского «чужой», «чуждый» или даже «чудной». Это положение никем из лингвистов, правда, пока не было обосновано, и принималось apriori. Однако имеются и другие мнения. Наиболее авторитетным является гипотеза известного лингвиста А.А.Шахматова. Чудь представляет собой славянскую трансформацию готского tjudo, что означает «люди». Уже в наше время эта точка зрения была поддержана и более обоснована Д.В.Бубрихом, большим знатоком угро-финских языков.
   Он также считал, что германское название tjudo превратившееся в «чудь» славяне перенесли с германцев на западных финнов, которые якобы вместе с германцами «что-то делали» (букв, по Д.В.Бубриху) на Балтийско-беломорском севере. Однако и его доказательство полностью не убеждает.
   Менее известно предположение А.С.Хомякова, который еще в середине прошлого века указал на возможность финского происхождения слова «чудь». Вот что он говорит: «Слово же teud в разных ветвях Финского языка на севере значит то же самое, что Ман на немецком, т.е. человек, и соответствует Бретанской форме tud люди. Вот несомненный корень названия teud для финнов, из которого замысловатость Славянская сделала Чудь, чтобы дать смысл понятный непонятному имени соседа иноплеменца...»
   Трудно сказать, из чего А.С.Хомяков заключил, что повсеместно у финнов teud значит «люди», у него нет ссылок — тем не менее он предполагал даже происхождение древнегерманского (тевтоны, позднейшее deusch) именно от финского, перешедшего в германскую мифологию, якобы через кельтов.
   Выводы А.С.Хомякова чрезвычайно гипотетичны. Однако это не помешало в начале нашего века В.Я.Струмилинскому принять их и неожиданно найти, что «tiud» у финнов было характерно для религиозных отношений, так что у многих племен оно перешло в мифологию. Хотя положение В.Я.Струмилинского осталось также недоказанным, однако, он первый и именно в этой связи обратил внимание на фантастические существа в религиозных представлениях коми-пермяков — чудов. И мы не можем не согласиться с ним в том, что «чудь» название не нужно искать только в русских созвучиях, а более убедительно внутреннее образование среди финских народов, тех народов, которые назывались русскими «чудью».
   Возможно ли происхождение слова «чудь» на основе языков тех угро-финских народов, которые сохранили память о чуди, имеют представление о ней, подобно русским? Думается — возможно. Так, в языках народов коми имеется глагол чуж-ны — родиться, чуж-ты-ны — родить.
   В древнепермском языке по сохранившимся письменным источникам были известны формы этого глагола: чуд-т-ы-ны — родить, чуд-т-ысь — родитель. В.И.Лыткин считает их диалектизмами уже для этого времени (XIV-XVII вв.). В удорском говоре языка коми и в настоящее время возможно чудтыны вместо чуж-тыны, ибо, д вместо ж перед ит является характерной чертой удорского говора. По аналогии с образованием других слов подобно:
     мынтыны — платить,
     мынтысь — тот, кто платит, плательщик,
     мынт — то, что платят, плата — получается.
     чудтыны — родить,
     чудтысь — тот, кто рожает, родитель,
     чуд (т) — тот, кого рожают, рожденный.
   Таким образом, в древнепермском языке, по крайней мере, в его наиболее западных диалектах, каковым является в настоящее время удорский, чуд(т) мог значить то же самое, что и готское teud, т.е. человек (рожденный).
   Языковедам судить, насколько близки «чуд» и teud и имеют ли эти слова общее происхождение. Но факт, что происхождение слова «чуд» из пра-коми или близкого ему (может быть, исчезнувшего) языка возможно и даже более правдоподобно, чем от русского «чужой», а тем более — «чудной» (как полагал И.Н.Смирнов), Скорее наоборот, от нерусского корня «чуд» (чут, чуж) произошло целое гнездо русских слов — чудской, чудной, чудесный, чудить, очудиться (что несомненно первоначально значило — оказаться в положении чуда, сделаться чудом), и, даже — чужой — для обозначения необычного, непривычного, что находили восточные славяне, сталкиваясь с древними финно-уграми, отличающимися языком, бытом, религией, правами.
   На возможность образования слова «чудь» на пра-коми (или даже пра-пермской) основе наталкивает и то, что слово «чуд» сохранилось у коми-пермяков не только для обозначения легендарного народа (который в к-п. произношении звучит — чут, чуть, чучкоез), но и каких-то таинственных фантастических существ, относящихся к нечистой силе. Эти существа так и называются «чуд», мн.ч. «чуд-дез». Именно на них обратил внимание В.Я.Струмилинский. Правда, он скорее догадался, чем понял сущность связи между «чудью» и коми-пермяцкими «чуда-ми», и его положение осталось недоказанным, однако, именно оно, пожалуй, наиболее верно из всех предположений относительно сущности чуди. В дальнейшем изложении попытаемся выяснить, насколько тождественны чудь с чудами, выяснить, имеем ли мы здесь простое сходство в звучании слов, а может быть, сходство, или, даже единство самих сущностей, которые скрываются за этими словами.

О сверхъестественном свойстве чудов — «вежöм»,
и что отразилось в нем
   Для выяснения сущности чудов остановимся подробнее на одном из сверхъестественных свойств чудов — их свойстве подменять, переменять людей (коми-перм. «вежöм»). Эта вера распространялась на все группы коми-пермяков, исключая, видимо, язьвинскую (до конца не удалось выяснить). Известна она была и у коми-зырян. В прошлом коми-пермяки боялись, что их детей, в особенности, если они не крещены, могут подменить, переменить чуди, подложить вместо настоящего ребенка «чурку» (болванку), деревянного двойника. Если ребенок рос хилым, слабым, постоянно плакал, ел много, считалось, что его переменили. В таких случаях предпринималось следующее: ребенка помещали под опрокинутое «поганое» (для стирки белья) корыто и на дне корыта или рубили сухой веник, или просто ударяли топором. Делала это почти всегда мать. Кто-нибудь ее спрашивал:
   — «Что рубишь?
   — Вежэмлö («подмененного»). Вопрос повторяется несколько раз.
   В другом случае ребенка туго завернутого в пеленки мать совала на хлебной лопате в только что истопившуюся печь, при этом кто-нибудь спрашивал ее:
   — Что печешь?
   — Вежэмлö («подмененного») — отвечала она и тут же вытаскивала обратно. Процедура также повторялась несколько раз. После этого «вежэм» должен был умереть, а «не вежэм» (не подмененный) — поправиться».
   Конечно, в результате таких варварских обрядов могли быть и жертвы. И они действительно были, но в таком случае никто не сожалел — ведь умер не свой ребенок, а «чурка», «вежэм», его деревянный двойник. В настоящее время этот обы чай совершенно исчез. Но детей хилых, болезненных до сих пор называют «вежэм», «чурка».
   П.Сорокин считал, что в вере в подмененных отразилась вера в перевоплощение душ. Он полагал, будто «подменить» — значит «вынуть из тела... душу и вложить туда другую». Однако по верованиям коми-пермяков, отнимается не душа, а весь человек и вместо него подкладывается деревянный чурбан, соответстующий росту.
   Для подтверждения приведем хотя бы следующие сообщения информаторов. Верили в «перемененных». Если некрещеного младенца выругает мать — обязательно «переменяют» (вежасны). Это делают черти. Одну девочку, будто, переменили, когда она была еще некрещеной, звали ее Парась. Ест много, а не растет. На Святках, будто, приходит ночью кто-то под окно и кричит: «Парась, пойдем! Уши мерзнут». Как-то к ним пришел знахарь и говорит: «Что полено, чурку, держите?» — «Это ребенок наш, мы кормим его, ест, а не растет». Знахарь попросил топор, ударил по голове, получились дрова. Ребенка как не было. Вот и Парась (Информатор Попов Василий Алексеевич, местн. краевед, с. Гайны р-н Пермской обл.).
   Если ребенок сильно плачет, и никак не могут его успокоить, его кладут под «поганое» (сэрп) корыто и рубят топором. Спрашивают:
   — Кого рубишь?
   — Подмененного.
   Если живуч, так выживает, если нет — умрет (Информатор Петров Степан Федорович, д. Пятигоры, Гайнского р-на Пермской обл.).
   Этот чурбан только принимает вид человека (внешне), но ничего общего с человеком не имеет. Он — нечистый, не растет, ибо деревянный, не ходит, не говорит, а настоящий ребенок, которого чуды забирают к себе, развивается нормально, только он приобретает свойства чудов. «Чурка», таким образом, своеобразный двойник человека, а не души.
   Попытаемся разобраться в этом. Нельзя ли найти каких-либо аналогий из жизни коми-пермяков и их соседей в прошлом? Слова «переменять», «подменять», «сменять», «изменять» на коми-пермяцком языке звучат одинаково — «вежны». Корень «веж», «вож» (вош). Оказывается в коми-пермяцком и в коми-зырянском языках сохранился ряд слов на «веж», причем почти все они касаются религиозных отношений. Так, коми-пермяцкие: вежань — крестная мать, вежай — крестный отец, вежапи — крестник, вежаныв — крестница, вежалун — именины, вежласьны — есть и в значении перевоплощаться, вежакос(т) — святки; коми-зырянские: вежа — 1) святой, 2) нечистый, черт, вежа ва — святая вода, вежадыр — святки; древнеперм-ские: вежа, вежа — святой, вежаснас — (пусть) освятится31 , вежалун — воскресение (букв, день перемены),и — соответственно, в удмуртском языке: обменять, переменять, превратить, перевоплотить — воштыны, вожо — 1) божество, 2) черт.
   Несомненно, древние коми (пермяки и зыряне) в общекоми период, а может быть, еще раньше, в общепермский период имели особые религиозные верования и обряды, в которых большое место отводилось перемене, превращению или перевоплощению человека. Это подтверждается сохранившимися еще в конце прошлого века некоторыми обычаями. У удмуртов Глазовского уезда существовал традиционный обряд принятия новорожденного — так называемый «пинал воштон» (промен, обмен ребенка), заключающейся в следующем: дожидаются первого проходящего (чаще подговоренного) и отдают ему ребенка. Спустя некоторое время человек, взявший ребенка, входит в избу и говорит: «Нашел ребенка, да благоустроится». Профессор И.Н.Смирнов видел в этом обычае символ власти отца над ребенком. Кажется, это слишком натянуто. Пожалуй, здесь мы видим не только сохранившийся термин «воштон» («вежэм» — перемена), но и сам обряд, действие, которое должно было означать принятие человека в новый мир.
   Это событие, по-видимому, отмечалось созданием какого-то деревянного двойника-идола, может быть, личного духа-покровителя. У коми-зырян на Мезени в прошлом веке к новорожденному ребенку прикладывали полено со словами; «расти и будь спокоен, подобно этому полену». У коми-пермяков и в настоящее время, укачивая ребенка в люльке, напевают: «Дитя, спи, спи, спи, к тебе придет «каб», т.е. болванка. Вполне вероятно, что этой «чурке» отдавалась одна из душ человека (тот же Сорокин говорит о 2-х душах — по верованиям коми-зырян), если только в древности коми-пермяки действительно верили, что у человека много душ. Перед нами, очевидно, осколки древних религиозных представлений пермских народов, по которым рождение осмысливалось как священный акт, совершаемый с помощью сверхъестественных сил (вероятно, даже перевоплощения душ, хотя на имеющемся материале проследить это невозможно), и отныне человек становился «вежэм», т.е. «перемененный», а соответственно назывался и весь персонал, так или иначе относящийся к обряду принятия человека (см. вежай, вежань и т.д.). В честь появления на свет нового человека делался деревянный его двойник, изображавший, может быть, духа-покровителя.
   Именно этим должно быть объяснено наличие множества деревянных «истуканов» не только на мольбищах, но и в домах предков коми-зырян в тот период, когда Стефан Пермский начал крестить «пермян». Несомненно, так обстояло дело и у коми-пермяков.
   Значит, по древним представлениям любой родившийся человек становился перемененным. Это предположение подтверждается тем, что сами чуды называются «вежэм» (так, у коми известны нечистые существа «вежа» (вежаяс). Даже у удмуртов до сих пор сохранились образы так называемых «вожо» или «вожо-йос» — чертей, нечистых, название «вожо» соответствует коми-пермяцкому «вежом» и коми «вежа». И их образы совершенно тождественны. Это такие же невидимые существа, которые вредят человеку. Вот как они описаны И.Н.Смирновым: «В пустых, заброшенных за смертью хозяев домах живут Вожо-йос... Вожо-йос могут при¬нимать разные виды, они являются пред идущими поздно ночью людьми то углом избы, то столбом; когда нужно, вожо принимают на себя вид людей... Между Вожо есть мужчины и женщины, те и другие не прочь от сношений с людьми и людских работ. Один парень видал их на гумне молотящими, другой чуть не женился на девке Вожо; поп надоумил его и сказал, что это вовсе не девка, а деревянный чурбан. Они плодятся как люди, плач маленьких Вожо Вотяки часто слышат около нежилых построек».
   Как у коми (пермяков и зырян) некрещеный может стать чудом, если его «переменят», так и у удмуртов всякий человек может стать «вожо», если снять с него христианский крест. А так называемое «изгнание вожо», совершаемое в удмуртских деревнях на святках, совершенно аналогично «топтанию чудов», коми пермяков и «вежа пуляку» у ижемских коми-зырян.
   Значит, сами чуди и есть вежэм, вожо. Здесь разные слова обслуживали, очевидно, одно и то же явление в жизни общества — появление на свет нового человека. Рожденный иначе перемененный (или перерожденный), безусловно, не мог считаться нечистым существом. Именно поэтому и в коми и удмуртском языках сохранились термины: удм. Вожо-божество, коми вежа — святой и вся вышеприведенная группа слов на вежа, коми чуд, чуть — «люди, народ». Однако, впоследствии, с коренными изменениями в социально-экономических отношениях, а вслед за ними и в мировоззрении народа, окончательно с принятием христианства, старые религиозные представления неминуемо отошли на задний план. Святое перешло в область нечисти — коми-пермяцкие чуди, коми вежа, удм. вожо — при одновременном приспособлении тех же терминов. К новым религиозным отношениям (вежань — крестная мать, вежа дыр — святки т.д.).
   Итак, коми-пермяцкие чуды, тесно связанные с удмуртскими вожо и коми-зырянскими вежа, не могли быть принесены извне. Об этом свидетельствуют сами термины, возникшие на пермской основе. Чуды — это существа, дошедшие до нас от древних религиозных представлений предков коми и рождении и перемене (возможно, перерождение или перевоплощение). Если можно допустить, что чудь и легенды о ней пришли к народам коми от русских, то никак нельзя сделать то же самое относительно чудов.